Сосед

Я поселился в этом доме позапрошлой весной. Вроде ничего так дом, деревянный, с чердаком. Из одного окна вид на лес, из другого — на запущенный сад, похожий на тот же лес.
По-соседству стоял еще один заброшенный, кирпичный, получше моего, но там дверь была заперта накрепко и окна все были целыми — не смог туда зайти. Так и осел в этом.
Зато летом тут было прохладно, а зимой.. Ну а зимой, да, было очень трудно. Пришлось научиться терпеть холод, сцепив зубы и утеплившись новой шубой.
Вот уже два года я жил тут сам, иногда бросая свой дом и отправляться в путешествие, пока в прошлом мае у меня не появился друг — такой же как я.
Сначала мы чуть не подрались, когда я увидал в своем доме незнакомца, но потом как-то поговорили, пригляделись и он стал ко мне захаживать. Снюхались, в общем. Сам он жил всегда в разных местах и никогда к себе не приглашал. То там за еду в хозяйстве пригодиться с полгодика, то где-то у какой-то одинокой женщины останется, то тут у какой-то бабушки поселится, пожалеют его за красивые глаза.
А он красив, правда. Глаза голубые, огромные, и шевелюра буйная, черная, с легкой проседью — молодым его уже назвать нельзя. Я бы его назвал скорее опытным. А главное, главное — усы у него! Пышные, прямо завидно! Часто я не мог глаз отвести от того, как шевелятся его усы, когда он говорит.
Он приходил и уходил, всё давал мне какие-то холостяцкие советы и сулил грядущие похолодания. Иногда мы вместе ходили на охоту в лес. А иногда я сам.
Так и жил: то сам, то нет, в этом старом доме, пока однажды майским вечером, ближе к ночи, не проснулся от скрипа калитки. В этом явлении, как таковом, ничего странного не было — мало ли ветер подул, или живность какая пробежала (её в этой дикой местности хватает). Но всё же странно было вот что — калитка скрипнула, но НЕ МОЯ!
Я вскочил и осторожно подошел к окну. Поймал себя на том, что выглядываю из-за старой занавески — не люблю, когда меня кто-то замечает.
В соседнем дворе того кирпичного дома стояла девушка с большим рюкзаком на спине и смотрела на дом. Она стояла так неподвижно, прямо в проходе калитки, целую минуту. Я не видел её лица, она стояла ко мне спиной. Но поза её была такой, будто она не может решиться и раздумывает о том, чтобы уйти. Потом она сделала шаг вперед, прикрыла дверцу калитки за собой и скрылась на крыльце за зеленеющей старой яблоней. Зазвенели ключи. Несколько попыток, она искала нужный ключ. Дверь поддалась, она сказала что-то подбадривающее и вошла в дом.
Стало тихо.
Я вышел из-за занавески и как завороженный просидел у окна около часа. Все никак не мог поверить, что у меня завелась соседка.
Начнем с того, что переехал я сюда именно потому, что не очень-то люблю людей. Честно говоря, вообще не люблю. Они шумные, сварливые и занимают много пространства, собой, своей деятельностью, вещичками и, особенно, детьми. «Главное, – говорил мой вышеупомянутый друг, – чтобы в доме детей не было — от них одни беды». Я не был так же категоричен, но не питал нежных чувств к детям. Хотя соседка моя не была похожа на ту, которая в течении нескольких ближайших лет обзаведется детьми.
И всё же, ничего хорошего я от этого соседства не ждал.
Я ждал от этого соседства громкой музыки с распугиванием местной живности. Я ждал распрыскивания химикатов над кустами и плодовыми деревьями, запаха подгоревших макарон на всю округу и шумных гостей с сигаретным дымом и битыми бутылками.
Но она оказалась не такой.
Первые два-три дня я вообще с трудом отслеживал её. Если бы в момент её приезда я не оказался дома, я бы, может, и не понял, что у меня теперь есть соседка.
Утром она уходила в город, вечером тихо возвращалась. А почти ночью, переодевалась у окна с включенным светом. Но не догола, не подумайте. Иногда она это делала за открытыми дверцами шкафа, и я мог видеть лишь две худые щиколотки снизу, а иногда — при свете тусклой настольной лампы, я мог подсмотреть лишь утонченный силуэт. Штор у нее не было и эта открытость говорила мне о двух вещах: во-первых, — у нее никого нет, во-вторых, — она не ожидает, что рядом кто-то живет или проходит ночью мимо окон. В такой-то глуши! Может она тоже переехала сюда подальше от людей.
Она ходила в город послушно, как по расписанию, каждое утро и возвращалась каждый вечер в течении почти месяца. Потом однажды утром я не проснулся от скрипа её калитки потому, что она не заскрипела. В этот же день я обнаружил у себя на чердаке маленький комочек, не больше вишни, с двумя осиными сотами. Это дало мне понять, что осы гнездятся, а значит — пришло лето.
У соседки начался отпуск. Она стала стаскивать в дом какие-то ведра и корзины, лейки и шланги, днем загорала и ходила на озеро, лежа прямо на траве, а вечера просиживала, ломая голову над инструкциями и мастеря что-то из шлангов.
В один душный вечер, предвещавший дождь, ко мне постучался мой друг. С порога он поздравил меня с сезоном дачников.
— Но в прошлом году её здесь не было.. – оправдывающимся голосом сказал я.
— Ну а в этом будет. Надо когда-то привыкать. Твоя радость не могла длиться вечно.
— Радует лишь то, что я поселился все таки в этом доме, а не в том. Вряд ли уж сюда кто-то приедет.
Друг посмотрел на меня насмешливо, удобно устраиваясь на подоконник кухни, чтобы в окно отслеживать соседку.
— Во всяком случае, – снова зачем-то оправдывался я, – если они и приедут, я всегда успею быстро убраться в другое место. Дырявых окон, благо, в этом доме хватает. Она тебя не видела?
— Обижаешь. Конечно, нет.
Мы долго смотрели на то, как она что-то закручивала в траве, потом он спросил:
— А как вообще, тихая?
— Да. Отличная. – заверил я, – работает. Или учится. Целыми днями дома не бывает, готовит хорошо, во всяком случае, пока ничего не подгорело. Не поет, не ругается, по телефону говорит редко и коротко.
— По телефону? – его усы на гласных звуках ехали вниз, – о чем говорит?
— Да пока только о переезде, что устроилась, что не скучает, что комаров много. Говорит всем, что нравится ей тут. Иногда звонит бабушке. Тихая девочка.
Друг задумчиво смотрел в окно.
Вдруг за окном что-то фыркнуло, поплевалось и равномерно звонко зашипело. Мы вздрогнули от неестественного звука и уставились на соседку. Из травы брызжел маленький фонтан.
— Поливалку смастерила, – небрежно фыркнул друг, – а ты говоришь, тихая..
Потом она стаскивала саженцы, пакетики с семенами, обустраивала грядки. Хорошо там становилось у нее на участке. А я продолжал все так же сидеть на своем чердаке, обустроив его себе под наблюдательный пункт, иногда выбирался на охоту, или рыбалку, и гулял лишь ночью. Сначала, я не видел смысла обнаруживать себя так как был уверен, что она скоро уедет, потом боялся, что она может рассказать обо мне хозяевам моего дома, а потом пауза нашего «незнакомства» и моей слежки затянулся до неприличия и казалось глупо знакомиться. Так что я решил прятаться дальше, боясь, что однажды она меня, все же, заметит, но надеясь, что нет.
В следующую нашу встречу с другом мы наблюдали уже не из моего окна, а из кустов её заднего двора. Тут было все еще так же дико, как и в моем саду. Прихорашивала она только участок перед домом.
А наблюдали мы сегодня отсюда, чтобы все слышать и получше разобраться — к ней приехали какие-то мужчины неприятной наружности, на такой же не ухоженной машине, как и их лица. Ходили по периметру дома, искали что-то вокруг фундамента, потом долго ходили в доме и что-то записывали в блокнот. Она только шла за ними, сложив руки на груди и будто ожидая приговора. А в конце предложила им кофе, но они отказались.
— Продает, что ли? – не понял я.
Мой друг молчал. Они вышли, пообещали быть в четверг с утра и уехали. Она посмотрела на старую машину, скрывающуюся из виду за низкими дикими ветвями старых деревьев и явно изображая сама для себя подъем боевого духа. Ушла в дом, напоследок оглянувшись на наши кусты. От этого я вжался в траву лицом, желая с ней срастись, лишь бы остаться незамеченным. Когда я поднял глаза, ее во дворе уже не было, а мой друг собирался уходить.
— Она уезжает? – обрадованно спросил я, следуя через кусты за ним.
— Она остается. Накрепко, – только и ответил он.
Только когда мы ушли на охоту он рассказал мне, что эти неприятные люди будут прокладывать в дом соседки газовые трубы. А это значит, что она будет тут зимовать.
Честно, она не приносила мне никакого вообще вреда, очень мирная девочка, но я расстроился, узнав о зимовке. Значит и зимой придется скрываться, а это намного сложнее, учитывая следы на снегу...
— Ну ничего, – друг решил меня толи утешить, толи подколоть, – зато зимой на этой улице хоть в одном доме из двоих наконец будет тепло. Подумай об этом.
Но я не он, я не мог переступить свою гордость и подселиться к кому-то. Да и не было у меня таких шикарных голубых глаз как у него, и благородной проседи. Я вообще был еще слишком молод и хотелось как-то пожить одному, всё обдумать.
Она может тоже по этой причине тут живет, подумал я. Что-то в жизни пошло не так и она решила уединиться, посажать цветочков, порыбачить. Она же просто сильная. Или хочет таковой стать. Хочет понять себя. А я, какой стыд, подглядываю в окно за тем, как она загорает и переодевается по-вечерам.. Ведь я же не был бы рад, если бы меня застали за такими делами, если бы я их, конечно, делал.
— И как долго ты намерен прятаться? – прервал друг мои размышления, – зимой это правда будет очень трудно.
— Я об этом как раз думал. Ты знаешь, похоже я ей уступлю. И уйду в другое место.
— Что? – его усы встопорщились.
— Прийду в город, сяду на электричку. Все так делают. Мало, что ли, других хороших мест в мире? Ей этот дом нужнее.
Он недовольно поморщился и после паузы сказал:
— Ты или еще слишком молод, или слишком глуп и это не лечится. Что за подростковые крайности? И это вместо того, чтобы просто однажды, случайно с ней познакомиться, втереться в доверие? Мы все так делаем и в этом нет ничего страшного.
— Все люди ездят на электричках, это тоже совершенно нормально, так почему я не могу уехать?
Я знал, что он хочет сказать. Что я сдаюсь, вместо того чтобы искать компромисс, но он не сказал этого — в камышах мы услышали утку.
По-вечерам, она ходила гулять на пруд и я наблюдал за этим сверху вниз из все того же наблюдательного пункта у окна на чердаке.
Однажды, она остановилась у моего забора. У меня сердце в пятки ушло. Подумал, всё, она все поняла, она знает, что тут кто-то живет. Она оглянулась по сторонам, подошла поближе, еще ближе, и потянулись в ветви дерева, росшего около моего дома. Она было низким, но размашистым, с длинными ветвями, которые перелезали через невысокий забор и щедро предлагали всем редким прохожим свои черные ягоды.
Это была шелковица.
Она попробовала одну, потом другую, третью. Это продолжалось около минуты и я решил спуститься к окну на первый этаж, что бы рассмотреть её, какая она стала со времени переезда.
Я очень тихо спустился по лестнице, пробравшись в помещение отведенное в моем доме под кухню, и стал за занавеску.
Она была низенькой и худой. Загорела со времени приезда. Ноги оцарапанные. Волосы в коротенькую косичку. Зеленые короткие шорты и бледная серая рубашка с подкатанными рукавами.
Когда все детали были высмотрены я вдруг понял — она же мои ягоды ест! Обдирает мою шелковицу, совершенно бесстыдно. Совершенно бессовестно!
Но что я мог сейчас сделать? Не выскочу же я сейчас из дома наводить порядки.
Это повторилось каждый вечер. То она обдирала шелковицу, то приходила и трясла мои абрикосы, перелезала через забор и собирала яблоки, сокрушаясь, что вовремя не догадалась, что дом брошенный и не спасла весной урожай вишен. Потом пекла пироги, закрывала варенье на зиму.
Нет, а мне-то что, я и не ем этого всего и не хозяин вовсе.
— Пропадает зря, а так хоть валяться не будет, – утешал меня друг.
Я молчал и сопел, обижался и отводил глаза, думая лишь – «ты меня не понимаешь, у тебя вообще ничего своего нет и ты не знаешь, что такое, когда твое берут». Хотя я понимал, что он прав.
— Если тебе не нравится то, что она делает, так пойди и познакомься с ней. И покажи, кто здесь хозяин.
— Но как? – я представить себе не мог. Как это, я приду, постучу ей в дверь и разоблачу себя, что вот, я из дома напротив и все это время стеснился знакомиться? Или инсценировать, что я только заселился в дом. А хозяева?
— Устрой вам случайную встречу, – смакуя воображаемый сюжет, протянул мой друг, – неожиданности — это так романтично. В этом столько шарма.
Я молчал.
— От первой встречи зависит все. Так как твоё правильное появление может перекрыть твое загадочное и трусливое проживание здесь.
— И все же, я бы еще помедлил.
— Ну да, пока она кого-нибудь себе не заведет от одиночества. И тогда все, точно придется съехать и уступить.
Я вздохнул. В её окне зажегся свет, она принялась расстегивать рубашку, задумчиво глядя в зеркало на дверце шкафа.
Я отвлек внимание друга предложением прогуляться под звездами, он понимающе согласился и мы спустились в сад и проскользнули на лесную тропу.
Нужно было действовать. Я не решался еще пару дней. Потом однажды вечером, расхрабрившись, прихорошился, долго укладывал прическу, наводил порядок на лице.. Наконец, вышел во двор. Мелкими нерешительными шагами добрался до шелковицы. И встал за нею, не зная, что делать дальше.
Идти знакомиться, или ждать здесь? Я принялся моделировать в голове оба варианта и разнообразие их исходов, как вдруг дверь её дома щелкнула и начала открываться.
С перепугу и морально не подготовившись, я не придумал ничего умнее, кроме как вскарабкаться на шелковицу. Я даже не столько подумал об этом, насколько мышцы сами за меня всё решили.
Листья на дереве росли густо, но я все равно сжался в комок, чтобы казаться самому себе менее заметным.
Она закрыла дверь дома на ключ и хозяйственно разглядывая свой двор, направилась к калитке. Вышла на дорогу, посмотрела по сторонам, на небо и, что-то тихо напевая, повернулась в сторону леса.
У меня сразу же от сердца отлегло. Прямо как-то даже расслабился, обмяк..
И тут она вдруг разворачивается и идет к шелковице!
Я вцепился в ветку, как сумасшедший, будто от этого зависит вся моя жизнь. Хотя, по-сути, так оно и было.
Она подошла к дереву, взяла пару ягод. Потянулась дальше. Я сжался и перепугано выпучил глаза. Это было совсем некрасиво, но ничего поделать с этим не мог.
Она вдруг отдернула руку, её взгляд остановился на мне. Она минуту всматривалась, а потом улыбнулась и дружелюбно сказала:
— Привет.
Я молчал и сердце в пятки ушло.
— Котик, ты чей? – спросила она ласково.
А я продолжал глупо таращиться на нее. Вцепился когтями в ветку так, что лапы онемели.
— Иди сюда, я тебя не обижу, – позвала она, подкрепив это приятным жестом тонких рук.
А я, как дурак, сидел на ветке, вцепившись в нее изо всех сил и мог лишь беспомощно мяукать, как двухнедельный слепой котенок.
— Тогда я сама тебя достану, – сказала она и принялась карабкаться на дерево.
Где моя кошачья гордость? Эх, тоже мне, таинственный сосед..
И я сделал маленький шажок ей навстречу.